- Дивно, как хороша, - Анечка Юсупова перевела взгляд с белоснежной перчатки, которую разглядывала придирчиво, словно пытаясь найти в ней изъян, на старшую сестру и молоденькую горничную, которая только что закончила одевать старшую из княжен в платье из белоснежного газа, украшенного зелеными лентами, что выгодно оттеняли цвет девичьих глаз. Наденька же, лишь мельком взглянула на свое отражение в большом резном зеркале, и даже не улыбнулась, пребывая в странном для нее состоянии меланхолии и тихой грусти.

- Не по нраву наряд, барышня, али прическу переделать? – звонкий голосок Дуняши, что поправляла туго завитые на папильотки локоны, перевязанные зелеными атласными лентами, словно вернул ее с небес на землю, и девушка, смутившись, лишь отрицательно покачала головой.
- А я знаю, отчего она сегодня такая, - снова подала голос Аннушка, заговорчески подмигнув ставшей чуть по одаль горничной, что в детстве была им верной наперсницей в проказах да играх, - письмо давеча тятеньке пришло, от персоны всем нам известной, а что в письме том никому, кроме него и не ведомо, оттого и грустна, что пишет Павел Григорьевич не ей, а папеньке. Сама того не ожидая, Анна попала точнехонько в цель, отчего Наденька лишь пуще прежнего смутилась, и даже щеками заалела. Неужели ее влюбленность в Трубецкого так бросалась в глаза домашним, что даже сестре про это стало известно. – Попридержите язык, Анна Михайловна…, - она было хотела добавить еще что-то, едкое и даже злое, но ссора была прервана на корню, появившимся в дверях князем, который, расцеловав обеих дочерей по очереди, пенял им, что ежели не поторопятся обе, то опера ныне без них пройдет.

Наденька вышла первой, наградив сестру обиженным взглядом. – Влюбилась, влюбилась, - шепнула Аннушка, заливаясь серебристым смехом.  Князь же, предложив старшей дочери руку, повел ту сквозь анфилады девичьей половины в холл, где собралось ныне все семейство Юсуповых, ожидающее лишь припозднившихся девиц. Сам помог ей на пороге застегнуть салоп, подбитый зеленым бархатом, в тон лентам на девичьем платье, и словно невзначай, спросил: - А что как князь Трубецкой, в столицу воротясь, руки твоей просить станет… знать хочу, прежде, чем разговор тот с ним иметь будем, люб он тебе? – Ежели дадите на то свое благославение, я почту за счастье и честь супругой его стать, - на одном дыхании произнесла дивица, и опустила глаза долу, не желая выказывать предательски подступившие к ним слезы. – Полно те, душа моя, если любишь, препятствий чинить не стану, -Михал Львович удовлетворенно кивнул, и сопроводив дочь в карету, уселся рядом, и, стукнув в потолок тростью, дал кучеру указание трогаться с места.

Экипаж, запряженный лихой тройкой, покатил по засыпанному багряной листвой городу, от Английской набережной до самого театра, где ныне давали премьеру Кармен. В обществе только и разговору было нынче, что об опере, и теперь, отринув от себя смятение да грусть, Наденька полностью отдалась счастливому предвкушению волшебства, с коим у нее всегда ассоциировался театр. Диво, но мастера перевоплощения всегда вызывали у нее в душе особый трепет: это же сколько должно быть отмерено таланта, чтобы ежедневно примерять на себя разные роли, проживая на сцене тысячи и тысячи жизней. Даже попытки Анечки продолжить такой неудобный для Надин разговор у всех на виду, не вызвал в ее душе былого раздражения, а младшая из сестер заслужила лишь строгую отповедь матери, что пригрозила отправить Анну обратно в мезонин, коли ведет себя, словно дитя неразумное, даром что летами в пору вошла. Девушка обиженно притихла, и среди семейства наконец-то воцарился мир, а в карете- молчание, которое никому не казалось тягостным.

Они благополучно добрались до театра, миновали створчатые двери и холл, по пути то и дело раскланиваясь со знакомцами,  обмениваясь с ними ничего не значащими репликами о погоде, природе, моде и предстоящей премьере… Каждый здесь был искателем, а ищущий, - всегда обрящет. Блистала в лучах снисканной славы законодательницы мод, ее мать, когда-то первая красавица столицы, Аннушка, едва дыша от восторга, стояла подле нее и улыбалась чуть смущенно молодому поручику, Андрей куда-то запропастился, только Лев был невозмутим и собран, как всегда. Он и занимал ее беседой весь путь до ложи Юсуповых, и казалось, слегка посмеивался над всем этим ажиотажем, созданным вокруг премьеры. Они сели рядом, как всегда бывало в театре, и Наденька, потерявшая нить беседы, принялась рассматривать гостей. Соседняя ложа пустовала, значит ни Ланские, ни Апраксины еще не прибыли, и ей не удастся перемолвиться с  Жюли и словечком. Жаль, весьма жаль. Столько всего хотелось рассказать ей милой кузине Юленьке. – Ты ее знаешь, душа моя? – Надин проследила за взглядом мужчины, и улыбнулась. Неужели ее брат только что пал, сраженный девичьими прелестями юной энжиню? – Которую? Блондинка – княжна Мари Бельская, фрейлина государыни, из хорошего рода, с отменным приданым…рыженькая - графиня Катерина Соболевская...премилая девица, только тут ты, братец, опоздал - сговорена она, после Великого поста под венец пойдет, - да нет же, вон ту, с темными кудрями, -нетерпеливо перебил ее Лев, - однако продолжение разговора не случилось: в ложе появились домашние, и старший из Юсуповых решил до поры молчать, не то, зная неуемный темперамент и стремление к деятельности собственной матушки, рисковал бы собственной свободой, это и к гадалке ходить не надо было. Вот уже пару лет княгиня намеревалась женить старшего сына, да все не могла найти подходящую кандитатку, к коей своенравный Юсупов был бы склонен.
- В антракте посмотрим, что это за дивное создание, вызвавшее столь живой интерес - шепнула она брату, прежде чем в зале погасли свечи, и бордовый занавес поднялся, привлекая к сцене внимание высокородной публики.

Отредактировано Надежда Юсупова (2016-01-11 13:18:21)