Любавин не спешил сходу загружать Владимира работой, иногда в свободное время они прогуливались по улицам города на Неве и дружески беседовали. Разумеется, он ввел Ростоцкого в курс дела, причем пришлось уволить нескольких человек, которые заменяли Владимира в его отсутствие, но не справились с работой, по мнению Любавина. Все же были вещи, в которых Владимир Петрович был незаменим, и где другие только все портили.
- Может, прогуляемся, Владимир Петрович? Погоды стоят замечательные, незачем все время в кабинетах сидеть... Как вы устроились в Петербурге? - предложил он, и начал учтивый разговор.
Они гуляли, обсуждали дела и жизнь, наслаждались хорошим ноябрьским днем. Анатолий Петрович любил Петербург в это время. Поздняя грустная осень, город приобретал свою особую прелесть. И тянуло на философские беседы о жизни и на созерцательное настроение. Хотелось цитировать Пушкина. Как бы ни относился Любавин к покойному поэту с политической точки зрения, он очень любил его описания природы, например, в "Евгении Онегине":

Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась.
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.

Он это процитировал Ростоцкому, увлекаемый настроением. Не все же только о службе беседовать, он любил увлечь собеседника чем-нибудь интересным в беседе.
- А хорошо сказал поэт, не правда ли? Это вот настоящая русская осень...
Они так и гуляли неспешно, когда Любавину показалось, что мелькнула чья-то знакомая фигура. Нет ли ошибки? Он посмотрел пристальнее.
- Владимир Петрович... Посмотрите-ка. - тон изменился, он тронул собеседника за плечо. Интеллигентный гуляющий господин исчез, проснулся сыщик.
Знакомо, черт возьми. Тот самый тип, сходятся все приметы, этот типаж очень похож на того народовольца, что стрелял в прошлом году в одного из министров. Тогда ему удалось скрыться в толпе, но Любавин его запомнил и описал в циркуляре, розыск был объявлен по всей стране, по всем жандармским отделениям. И год с лишним искали без толку. А тут... Неужели?
- Он, кажется... Не упустить бы... Послушайте, милостивый государь!
Человек обернулся, и Любавин понял, что не ошибся. Но тот не стал отвечать, видимо, тоже узнал их, и сорвался в бег. Любавин не собирался его упускать.
- Стой! - и рванул вслед за ним, увлекая за собой Ростоцкого. Анатолий Петрович был плотный мужчина, крупный, но не толстый. Если нужно, мог выдержать бег на большую дистанцию, хотя это уже было не то, что в молодые годы... Но сдаваться и останавливаться он не собирался, несся по улицам, стараясь не упустить подозреваемого.
- Черт, и ни одного жандарма... - проворчал он на ходу. На улице действительно никого не было, кроме гуляющих и спешащих куда-то прохожих, шарахающихся в сторону, так как Анатолий Петрович несся без остановки, не разбирая дороги, лишь бы не упустить бегущего...
Тут как раз им попался молодой жандарм. Глазел на них с ошалелым видом. Любавин рявкнул на него:
- Что стоишь, разиня! Беги зови подмогу!
Живописное зрелище представляли собой эти два солидных господина, преследующие преступника как обычные полицейские агенты.

Отредактировано Анатолий Любавин (2015-11-07 06:20:17)

Если бы это было лето, то окна бы были раскрыты настежь, впуская в душную комнату свежий воздух, но сейчас не лето, поэтому окна были чуть приоткрыты.
Ветер донес аромат осени.
Девушки сидели в душной комнате пели, вышивали и играли в карты. Смотреть на это было очень скучно, ведь так было изо дня в день.
Проститутки публичных домов всегда чисты, одеты, причесаны, к ним ходят князья, обедневшие дворяне, кадеты и каждые играют в свои игры.
Марфа не любила мужчин и теперь лежала на своей кровати, отдыхая после ночной смены, ей хотелось забыть все грязные поцелуи, ласки, но они не выходили из памяти.
Девки что-то весело обсуждали, шутили, крутились возле туалетных столиков и курили.
-Глупые девушки, они привыкли жить в вечной страсти и пороках, не желающие начать жизнь заново. – Грустно вздохнув, подумала Марфа.
Нюра сидела рядом и тянула какую-то колыбельную, хриплым и прокуренным голосом. Татьяна швырнула в нее подушку со злобным «Молчи»,  жить в доме, где только женщины очень тяжело, каждая норовит быть лучшей любым способом. Пить тоже нельзя, как и иметь любовников, но Марфа не раз видела, как Карина с Настюшей, тощей девочкой с болезненным лицом приводили любовников, бывших ворами, убийцами и прочим сбродом.
Марфа отвернулась к стене, ей совсем не нравился запах табака и дешевых духов и тяжело вздохнула. Смех девушек очень сильно действовал на ее нервы, которые и так были ни к черту.
- Сбежать, нужно просто сбежать, однако нельзя… За это накажут. – Марфа поднялась с постели, накинула на плечи пуховый платок и вышла из комнаты. Пройдясь по узкому коридору, Манилова услышала странный щум и вздрогнула.
Казалось, что прошлое снова вернулось, пройдя до просторного холла, Марфа застыла в удивлении.
В здание вбежал мужчина, молодая экономка звонко заорала, чем помешала высокопоставленным гостям. Из номера справа вышел пожилой мужчина и тут же раздался выстрел, девушка закрыла лицо руками, представив, как мужчина рухнет без права на жизнь, а экономка продолжала кричать.
- Да заткните ее кто –нибудь! – раздался чей-то хриплый голос.
Марфа осторожно убрала руки от лица и посмотрела на молодого мужчину, которого ранили.
-Голубчик, Голубчик, идемте, идем ко мне – Заикаясь,говорила испуганная экономка, которая поднимала раненного.
- Прошу вас, уйдите! Нам не нужны проблемы!- Заорал мужчина в трусах.