В имении Ростоцких обычно просыпаются рано, и это утро не стало исключением. Зная, что с утра им предстоит охота, Ростоцкий и Любавин не стали много пить, ограничились небольшим количеством водки и под хорошую закуску, Владимир приказал с вечера не кормить своего спаниеля Милку, а так же двух борзых, Йорка и Жужу. Ростоцкий купил их, уже натасканных для утиной охоты. Все три собаки знали, как поднять утку на крыло, после удачного выстрела принести добычу, и не входить в азарт, как это бывает с молодыми и неопытными собаками, не рассчитавшими своих сил. Решили, что будут охотиться с лодки. Лодка у Ростоцкого была, двое человек и три собаки вполне комфортно разместятся. В это время утки непуганые, выстрелов не боятся и могут подпустить достаточно близко. Да и не надо искать охотничьего костюма Любавину, вполне может сойти и его скромный дорожный костюм, старая шляпа с обвисшими полями, висевшая без дела и старые военные сапоги его отца пришлись Любавину впору.
  хорошенько выспаться Владимиру не получилось. Добрых полночи он рассказывал Маргарите о Любавине, до этого дня и не знавшей, что он водит знакомство с действительным тайным советником, потом пошли рассказы о его работе в Лондоне, о том, как он бежал из Англии, когда его истинная деятельность была разоблачена. Как он устроился в особый отдел, и как выделил Анатолий Петрович талантливого служащего. Маргарита могла слушать его всю ночь, но Владимир всё же в конце концов пообещал рассказать остальное в другой раз, пожелал спокойной ночи и задул свечу.
  - Воды, Прошка.
  Это Владимир. Как проснулся, так и вышел в одном нижнем белье во двор. Скоро заря, пора собираться, на востоке уже заалела алая полоса. Слуга, знающий, что означают эти слова, поспешил к колодцу, вернулся с двумя вёдрами ледяной воды, выплеснул на барина первое ведро.
  - Ух, хорошо. Бррр...
  Первое время он шокировал Маргариту подобным зрелищем. Особенно она была изумлена, когда Владимир велел себя окатить ледяной водой, выскочив из бани, обернувшись полотенцем, чтобы не шокировать женщин, и с довольным видом принялся растираться снегом. И к тому же пообещав искупать Маргариту в проруби во время следующих крещенских морозов.
  - Ах... хорошо! 
  Второе ведро холодной воды, сон окончательно прошёл.
  - Прошка! Разбуди - ка поди Анатолия Петровича да собери на стол. Скажи, чтоб седлали лошадей.

- И вам доброго, Анатолий Петрович! Охота сонных не любит. Завтрак как раз поспел, присаживайтесь.
  Завтрак скромный по барским меркам. Поджаренная картошка, нарезанная ломтиками, вчерашнее жаркое из свежей баранины, квас из бочки и блины с маслом и семгой. Его ловчий, Захар, седлал лошадей, пока они завтракали, выпустил собак, собрал снаряжение, зная уже, чего захочет барин на охоте. Владимир не торопил. Поспешишь, пропадёт всё желание охотиться. А встают здесь, действительно, не как в городе. Едва рассветёт, уже виден дым из труб крестьянских изб, во дворе слышны шаги и кто то возиться, шумит, и вся жизнь словно замирает к двум часам дня, когда самый зной. И до вечера тишину нарушает разве что пение птиц. И так до вечера. То же и в небольшом провинциальном городке, куда Владимир отправлялся за покупками. Городишко казался вымершим уже после часа дня, разве что в душных конторах трудились переписчики да на улицах играли ребятишки. Даже на ярмарке почти не было народа. Как одиноко скрипела его телега, когда он ходил с Прохором покупать для дома. И так до вечера. Владимир понимал, что, как настанет жара, можно смело сворачивать охоту и отправляться обратно в имение.
  - Да чтоб тебя. Уйди! - незадачливый поросёнок, вылезший из стойла поваляться в пыли и снова оказавшийся под ногами Любавина. Завизжав от боли, он попал под ноги Владимира, который не успел отвесить ему пинка, и бросился прочь под брёвна большого сарая.
  - Дождёшься ты у меня, на холодец пойдёшь раньше времени. Или на ужин с хреном сегодня подадим.
  Его визг наверняка разбудил Маргариту. Но, если бы этим и закончилось. Под брёвна уже залезла Саломея, кошка, любимица его жены. Поросёнок выскочил и оттуда, уже с расцарапанным пятачком и бросился искать себе новое место,визжа уже с удвоенной силой. Спокойно и тихо выехать не получилось.
  Но приготовления закончились, оседлав лошадей, Владимир с Анатолием наконец - то выехали за ворота и неспешно направились к озеру, сопровождаемые тремя собаками. Солнце ещё не успело взойти, первые звёзды начали гаснуть на горизонте. С полей подул лёгкий ветерок, запахло свежим сеном. Первые жаворонки вспорхнули, раздалась нехитрая трель. Где то в лесу ухнула сова.

- Загонишь его. Как собака, прокопает нору и вылезет.
  Владимир слушал, как не справляется новый человек на его месте. Вроде бы сдал Анатолию Петровичу безупречно работающий отдел. Правильно звучит пословица, что не место красит человека, а человек место. Эх, а только устроился хорошо. Значит, говорите, снова идут призывы к ненужным переменам? Учитывая, какую услугу ему готов оказать Любавин, предстоит отправляться на дальнейшую службу государю. Прощайте, ржаные поля, заутренние жаворонки, запахи полей и неповторимые закаты. Сколько сил вложено было в имение, времени и средств.
  Они собрались, Владимир неспешно направился вперёд, и вскоре они были у озера. Собаки уже забеспокоились, норовя устремиться в охваченные утренним туманом заросли тростника, но без команды Владимира не трогались с места. Охотники стереножили коней у берега, перевернули лодку и выкатили на воду, запрыгнули, дали забраться собакам.
  - Жужа...
  Собака, услышав свою кличку, с готовностью соскочила в воду и поплыла в камыши. Вскоре из зарослей вылетела первая утка. Владимир первым вскинул ружье, раздался выстрел, и утка резко поникла, полетела вниз. Буквально через минуту из камышей выплыла Жужа,держащая в зубах шейку птицы и направилась к лодке.
  - Ах ты, моя хорошая. - Владимир забрал утку, помог собаке взобраться обратно в лодку, погладил по голове.
  - Ну, Милка, давай, ищи.
  Услышавшая свою кличку собака выпрыгнула из лодки в воду и поплыла в камыши. Очередь Любавина стрелять. Туман постепенно рассеивается. Может, завтра вот так, ещё с сумерек, посидеть в лодках с удочками? Как то раз тут налима поймали. Это событие Ростоцкий вспоминал с улыбкой. Он направлялся с осмотра своих земель, когда услышал шум на берегу, направился посмотреть, в чём дело. Четверо мужиков загнали налима под корягу и не могли вытащить. "Ужо здоровый налим, что купчиха. Ужо дадите полтинничек, барин, мы его вытащим". И вчетвером старались его вытащить, а он забился под корягу и никак не давался в руки. Одного из мужиков, самого старого, цапнул рак, он раскричался от неожиданности, перевернул корягу и налим едва не уплыл. Но Фёдор, самый молодой из мужиков, торжествующе вытащил его за жабры. Так и обменялись они. Мужикам - пятьдесят копеек, Владимиру - большого налима.
  Раздалось сердитое крякание и большой селезень выпорхнул из зарослей, громко хлопая крыльями. Очередь Анатолия Петровича стрелять. Владимир даже позавидовал про себя немного, что такой жирный и большой селезень не попался Жуже.

- Собачки то хорошие. А завтра вот и порыбачить можно. Тут такая рыба водится, Анатолий Петрович, Глафира её с лучком так жарит, от одного запаха умереть можно. Хоть и речная, но вкусная.
  Охота удалась. Когда солнце начало подниматься, оба настреляли по пять птиц. Тушки уток лежали на носу лодки. Владимир погрёб к берегу.
  Здесь, когда они одни, можно было обращаться к Любавину по имени - отчеству. Чинопочитание тут ни к чему. Когда он вернётся на службу, то обращаться предстоит не иначе как "ваше высокопревосходительство". Ну раз служба и устав требуют, то надо делать именно так. А по его имению уже слух пошёл наверняка, что из столицы к Ростоцкому прибыл важный чин, и не иначе как насчёт майской дуэли и дело у барина Сибирью пахнет, а может, и каторгой. Зарубить шашкой, пусть не насмерть, двух сынков дворян, оказавшихся в городишке проездом. Пришли они знакомиться и развлекаться с местными провинциалками, что ж замужнюю даму стараться задеть? Через полчаса и сабли нашлись, а через тридцать пять минут оба лежали на молодой майской траве, заколотые, зажимающие раны, и просящие прощения у Маргариты. Всё, что потом объяснил уряднику Ростоцкий, что "сии мерзавцы были непочтительны с дамой, за что и получили урок". Потом получил распоряжение не покидать пределов имения до особых указаний. Так и жил себе, ожидая затянувшегося суда. А дело о нём, значит, дошло и до Санкт Петербурга, прямо до ушей Любавина. Который не замедлил воспользоваться обстоятельствами, приехал к нему.
  Лодка ткнулась носом о берег, Владимир и Анатолий забрали всё, перевернули лодку обратно, Владимир первым направился к привязанным лошадям. Хорошо, что среди лошадей Ростоцкого был хороший и крепкий конь, который сможет выдержать грузное тело Любавина. Сам Владимир был гораздо тоньше и стройнее действительного тайного советника, и плечи не столь широкие. Иногда казалось, что обрасти Любавин бородой, будет с кого писать картину про Илью Муромца.
  - После охоты можно и по маленькой, Анатолий Петрович?
  Фляжка с коньяком. Именная фляжка, которую он приобрёл, ещё работая в лондонском посольстве. Обшитая кожей, с тиснениями, с которых уже слезла позолота. Удобная в том плане, что легко помещается в кармане, не нагревается и не проливается. Отвинтив крышечку, Владимир сделал глоток коньяка и протянул Любавину.
  - Глафира наверняка уже торжественный обед приготовила в вашу честь. Готовит она отменно, вот помощницу уже пришлось нанять ей.
  Путь до дома Владимира прошёл в непринуждённой беседе. Когда они подъезжали к имению, уже чувствовались аппетитные запахи селянки, блинов, осетрины, смешивающийся с запахами варенья. Август, уже пора собирать ягоды и варить их в тазах. Глафире работ хватало. Если бы его всё же услали бы в ссылку, то он непременно взял бы всё с собой. А вот в Петербург взять ли? Или оставить тут, приезжая в имение в те редкие дни, когда выпадет отдых. Этой зимой он вряд ли будет ездить, Маргарита ждёт ребёнка, и свободное время лучше посвящать жене, не вывозя её и не тревожа плод понапрасну.
  - Какой обед нам подавали,
  Каким вином нас угощали...
  Прокомментировал Владимир богато накрытый стол. Салаты, супница, второе, соленья... Владимир постарался скрыть смех, когда увидел, что Архип ради торжественного случая не поленился и съездил на телеге в город, нанять напрокат двух половых из трактира купца Блинова, где иногда Владимир обедал. Желание показать, что умеют приветствовать высоких гостей.
  Потирая руки, Владимир подошёл к столу, дождался Любавина. Уток отдали Глафире. Им уже поднесли на подносах по рюмке водки. Владимир потянклся было по привычке за малосольным огурцом, но ему тут же подали его на вилке.
  - Ваше здоровье, Анатолий Петрович!

- Она верно служит Маргарите. Совершенно незаменимая особа. Штучный товар надо было брать, пока крепостное право не отменили. А сейчас таких, наверное, из Парижу выписывают. - так же весело ответил Владимир, когда они направлялись за стол. Как укоризненно смотрела в своё время Глафира на Владимира, когда он взял Маргариту замуж из личной выгоды, старалась утешить молодую барышню, особенно в первые дни пребывания в поместье, когда оно ещё не было таким уютным. Сейчас имение и земли дают стабильный доход, можно и переехать в Санкт Петербург, нанять управляющего.
  - Так есть же время, Анатолий Петрович! И, к тому же, там забот хватит и помимо работы. Может, продаёт кто приличный дом на набережной?
  Последний вопрос впустую, вряд ли Любавину интересны такие сведения.Придётся на какое то время оставить Маргариту здесь, в имении, пока не найдётся достойное жильё. Основной доход от батрачества крестьян, получивших его земли под засев, ещё только предстоит получить. Это уже, правда, станет заботой управляющего. Которого, неизвестно, удастся ли найти. А может, обратиться к своим родственникам, Остерманам, попросить дать их управляющему ещё работы?
  Обед начался с лёгкого салата, под ещё одну рюмку смирновской водки, после последовала осетровая уха. После третьей рюмки Владимиру захотелось уже попразднословить. Он намазал кусок ветчины горчицей, съел, вздрогнул, чувствуя, как ядрёная еда раздирает внутренности.
  - Смерть. - он зажмурил глаза, вытер слёзы. - Во все суставы ударило. Вот с французской или англицкой горчицы не будет этого, хоть всю съешь.
  Перевёл дыхание, и продолжил:
  - Вообще, Анатолий Петрович, не понимаю я этих французов. Всё съедят, что ни подай. И лягушку, и таракана. Бррр... Живут вроде как люди, а на самом деле свиньи и есть свиньи. И чёрт те что получается. Вот, скажем, у нас. Если женился, то будь любезен, прилепись к жене и никаких разговоров. А у французов? Муж целый день сидит в кафе, а жена напустит в дом французов и айда с ними канканы точить...
  Само слово "канкан" Владимир слышал, как нечто неприличное, но так и не узнал, что это такое.
  - Безнравственный народ эти французы...
  Найдя предмет для разговора, Владимир уже не умолкал.
  - Как, впрочем, и англичане. Не поверите, Анатолий Петрович, все на одно лицо. Худые, тощие, надменные, как задирают головы, так, ей богу,одно сравнение. С тритоном. Как вылезет этакое худое существо, начнёт пялиться вверх...
  Владимир, изрядно поделившийся своими соображениями по европейским странам, вспомнив о том, что в Европе нет бани, что там не умеют веселиться, и вообще, куда бы не направь его в Европу, он будет проситься назад - развернуться негде.
  - Они, конечно, культурные, манерные. Раков вилкой есть не будут, учтиво предложат что то, но нет в них... - Владимир пошевелил пальцами в воздухе, подбирая слова. - духу в них нет такого. Как бы вам объяснить. А впрочем... ну их. Банька поспела. Как насчёт "по маленькой и попариться"?

Баню натопили. для жара плеснули на камни кипятка. Маргарита, когда попала первый раз в такую баню, попыталась выскочить с широко раскрытыми от ужаса глазами. Жар неимоверный. Успевшим поддать не только жара, но и алкоголя двум здоровым мужикам это было, правда, не в тягость. Алкоголь быстро выветривался, пока оба они сидели на деревянных лавках, обвязав головы, чтобы не получить тепловой удар, и тяжело дышали, обливаясь выступившим потом. Посидели молча. Правда, всего лишь до той поры, пока Владимир не взялся парить Анатолия Петровича веником.
  - Вот прожил я в Англии, и поразился теории. Писал доктор, профессор. Статья в научном журнале. И он пишет, что в русских банях истязают себя жаром и холодом, да хлещут друг друга розгами.
  Владимир макнул берёзовый веник в ведро с горячей водой и принялся далее стегать им грузное тело Любавина.
  - И ещё он пишет, доктор этот, что мыться вредно для здоровья. Якобы вода раскрывает поры, через которые в кожу проникает яд из воздуха. Да и вообще не понимаю я этих англичан. Ходил вот по музею, удивили блюдца. В них, оказывается, благородные господа блох давили...
  Владимир ещё долго распекал Европу по всему поводу. И даже тогда, когда они, напаренные, сидели, обернув бёдра полотенцами, Владимир не умолкал. Не знай его Любавин, как молчаливого и исполнительного служащего, говорящего разве что по делу, наверное, решил бы, что у Владимира язык без костей. А он продолжал говорить, пока они пили пиво.
  - А жить надо красиво. Вот взять хотя бы ту самую горчицу...
  Владимир макнул в горчицу кусок колбасы, отправил в рот, сморщился и запил пивом.
  - Возбуждает аппетит. Вкусно. Приятно. И пиво пьётся легче. Умеют же варить горчицу, и сварить правильно. Эх, хороша.
  В предбаннике скрипнула дверь. Шестнадцатилетняя девушка, нанятая в прислугу, несла ещё пива. Запахло варёными раками. Владимир не обратил на это никакого внимания. Он выпрямился, поднял вверх банку с горчицей и застыл в горделивой позе. Девушка - прислужница в белом сарафане и крестьянском платье, с тяжёлой русой косой, появилась в проёме двери, держа в руках поднос, где для господ Любавина и Ростоцкого стояли ещё два жбана с холодным пивом, тарелка с раками, нарезанный зелёный лук. И в это время с Владимира упало полотенце.
  Юная скромная девушка на миг застыла, увидев перед собой голое тело барина. Глаза её выдавали изумление и ужас. Появись перед ней, казалось, ангел из загробного мира, дыхни на неё могильным холодом и скажи "пойдём ка, дочь моя, в место, уготованное тебе", она бы, наверное, не так побледнела. Ещё секунду она стояла, глядя на Владимира округлившимися глазами, а затем попросту потеряла сознание, ноги её подкосились, и она, выронив поднос, упала на пол. Глаза её закатились. Владимир же, не заметив случившегося с ним конфуза, повернулся к Любавину и изумлённо спросил:
  - Она что? Горчицы никогда не видела?